Один из медиков сказал:
– Ты его разменял у Коннери.
Другой заметил:
– Он сегодня первый экзамен провалил, вот вечером и пошел по пиву.
– А где ты денег-то взял? – спросил Крэнли у Темпла, который снова стал шарить по карманам.
– Он часы заложил за десять бобиков.
– Неплохие, видно, часы, – сказал Крэнли, – если за них столько в закладе дали. А куда он их все дел, десять бобиков?
– Да нет! – вмешался второй медик. – Заложил-то это я для него. Я субчика одного знаю, Ларкина, на Грэнби-роу.
К ним подошел еще один медик, тот самый здоровяк, у которого был политический диспут в «Адельфи» с клерком из Департамента Земледелия.
– Ну как, Темпл, – осведомился он, – ты нас в бардак-то ведешь?
– Тьфу, пропасть, – бормотал Темпл, – монеты все ухнули… Тьфу, адская сила, мне бабу надо… Адская сила, скажу, чтоб дали бабу в кредит.
Студент-здоровяк раскатисто захохотал и, обернувшись к Крэнли, на которого у него был зуб после стычки в «Адельфи», сказал:
– А ты возьмешь бабу, если я плачу?
Целомудрие Крэнли было притчей во языцех, однако молодые люди не слишком доверяли ему. Их [маленькая] кучка, впрочем, не выдала своей скептической позиции, рассмеявшись над приглашением здоровяка. Крэнли ничего не ответил, а второй медик сообщил:
– Мак-то сдал!
– Какой Мак? – спросил Крэнли.
– Ну этот, знаешь, из Гэльской лиги. Он нас водил вчера вечером по бабам.
– И вы все взяли баб?
– Да нет…
– А чего вы туда ходили?
– Он говорит, давайте там так пройдемся. Девки – ну шикарные. Бегали там за нами, старик, – их там толпища. Ну вот, а одна Маку как залепит, он, говорит, ее оскорбил.
– А он что ей сделал?
– Да не знаю. Ляпнул: «Пошла, [шлюха] курва» или в этом роде.
– И что Мак?
– Сказал, в суд на нее подаст, если она тут же не отстанет.
– Заметано, всем плачу за баб, если только Крэнли пойдет, – сказал здоровяк, имевший привычку растягивать единственную озарившую его идею на получасовой разговор.
– Ух, адская сила, – вмешался вдруг Темпл, – а вы слыхали новую притчу… насчет обезьян в Берберии?.. Знатная притча… Мне Фланаган сказывал… Да, – вставил он, адресуясь к Стивену, – он хочет, чтоб я его вам представил… познакомиться хочет… Славный малый… попы, религия, ему на это плевать… Адская сила, я ж сам вольнодумец…
– Так что за притча? – напомнил Стивен.
Темпл стащил шапку и с обнаженной головой начал говорить речитативом на манер сельского священника, растягивая все гласные, [и] резко выбрасывая фразы и на каждой паузе понижая голос:
– Возлюбленные братия: в некие времена в Берберии обитало племя обезьян. И… были сии обезьяны несметны аки песок морской. Они обитали стадно в лесах и пребывали в свальных… сношениях… и плодились… и размножались… Но зрите, братия… вот, пришли в Берберию… святые люди Божии… миссионеры… дабы искупить тамошний народ. И люди сии святые проповедовали к народу… а затем… удалились они в леса… в глубину лесов… дабы молиться Богу. И жили… как отшельники… в лесах… и молились Богу. И зрите, братия… вот, обезьяны берберийские, жившие на деревьях… увидели сиих святых отшельников… что жили в одиночестве… и молились Богу. И те обезьяны, бывшие, надобно знать вам, братия, наклонными к подражанию… начали подражать… святым тем отшельникам… в действиях их… и поступать им подобно. И так… отделились [покинули жен своих] они друг от друга и ушли в места дальние-предальние, дабы молиться Богу… и делали они как видели святые те люди делают… и молились Богу… И… больше… уж они не вернулись… и перестали плодиться и размножаться… И так… с течением времени… бедных сих обезьян… становилось все меньше и меньше… и еще меньше и еще меньше… И вот, ныне… уж нет более ни единой обезьяны во всей Берберии.
Темпл перекрестился и надел шляпу; слушатели захлопали в ладоши. Тут же, без промедления полисмен указал группе двигаться. Стивен спросил у Крэнли:
– А кто этот Фланаган?
Не отвечая, Крэнли последовал за Темплом и его спутниками; он двигался решительной походкой и приговаривал себе под нос: «М-да». Им слышно было, как Темпл жалуется спутникам на свою бедность и повторяет заново куски притчи.
– Кто этот Фланаган? – снова спросил Стивен у Крэнли.
– Еще один хренов остолоп, – сказал Крэнли тоном, оставлявшим первую вакансию открытой.
Через несколько дней Крэнли уехал в Уиклоу. Стивен проводил лето в обществе Мориса. Он рассказал брату, какие неприятности предвиделись с началом нового учебного года, и они строили сообща планы, как заработать на жизнь. Морис высказал идею послать стихи какому-нибудь издателю.
– Послать их издателю я не могу, – отвечал Стивен, – потому что я сжег их.
– Сжег!
– Да, – бросил коротко Стивен, – они были романтическими.
Они решили в конце концов, что следует подождать, пока сам мистер Фулэм не даст как-нибудь знать о своих намерениях. Миссис Дедал между тем решила встретиться с отцом Баттом. Она не передавала всех деталей беседы, но Стивен понял, что первоначально отец Батт в качестве выхода из трудного положения порекомендовал молодому человеку службу клерком у Гиннесса; когда же миссис Дедал с сомнением покачала головой, он выразил желание поговорить со Стивеном лично. Он намекнул на какие-то преобразования в колледже, вследствие которых откроются служебные вакансии. Намеки очень подействовали на родителей, и уже на следующий день Стивен [был] отправился в колледж для встречи с отцом Баттом.
– А, входите, входите, дорогой мой, – молвил отец Батт, когда Стивен появился в дверях его небольшой бесковерной спальни.
Он долго рассуждал на общие темы, не говоря ничего определенного, но снова и снова спрашивая Стивена о его взглядах, от выражения коих тот старательно уклонялся. Юноша был основательно сбит с толку таким ходом беседы. Наконец, после долгих потираний подбородка и морганий глазами, отец Батт осведомился, каковы планы Стивена…
– Литература, – отвечал тот.
– Да-да… конечно… но я имею в виду, на ближайшее время… вы будете, конечно, продолжать учебу до получения диплома – это важный рубеж.
– Возможно, я не смогу, – сказал Стивен, – ведь вам, кажется, известно, что отец мой не в состоянии…
– Так-так, – сказал отец Батт весело, – я очень рад, что вы подошли к этому вопросу… Об этом и речь. Стоит вопрос, сможем ли мы что-нибудь найти для вас, чтобы вы смогли закончить учебу. Вопрос в этом.
Стивен ничего не сказал. Он был уверен, что у патера имеется какое-то предложение или идея, однако решил никак не идти ему на помощь в их озвучивании. Патер Батт продолжал моргать глазами и потирать подбородок, бормоча про себя: «Тут-то, видите ли, и трудность». В конечном итоге, поскольку Стивен благоговейно хранил покой, патер Батт произнес:
– Возможно… мне только что пришло в голову… тут, в колледже, появится одна вакансия. Один-два часа в день… нагрузка ничтожная… Я думаю, да… мы сможем… я, пожалуй, подумаю… Вам это было бы нетрудно… никакого преподавания, никакого ярма, просто часок или около этого по утрам в деканате…
Стивен ничего не сказал. Отец Батт потер выжидательно руки и добавил:
– Иначе будет опасность, что вы погибнете… от истощения… Да, это отличная мысль… Я сегодня же вечером поговорю с отцом Диллоном.
Застигнутый несколько врасплох, хотя он и предчувствовал нечто подобное, Стивен пробормотал слова благодарности, и отец Батт пообещал, что через день-два он сообщит ему о ходе дела письмом.
Стивен не слишком полно рассказал о встрече отцу и матери: он сказал им, что отец Батт говорил неопределенно и советовал ему искать уроков. Мистер Дедал нашел, что это весьма практичный совет:
– Если ты только не сваляешь дурака, ты сможешь вполне устроиться. Не теряй связи с этой публикой, это я тебе говорю: эти иезуиты, они в два счета могут тебя устроить. Уж я-то чуток постарше тебя.
– Я уверена, они сделают все, что могут, чтобы тебе помочь, – сказала миссис Дедал.